— Да, мальчишка-переросток, — произнес Септах Мелайн. — Пустой щеголь. Без сомнения, ты был прав.
Такой я и есть. Прощай, Дантирия Самбайл. Думаю, о тебе будут не слишком скучать.
Однако большого триумфа он не чувствовал, пока не чувствовал, только тихое удовлетворение, освобождение от бремени. Он огляделся, чтобы посмотреть, как дела у остальных.
Навигорну, по-видимому, повезло меньше. Он возвращался от зарослей манганозы с недовольным видом. Одна его щека была покрыта кровоточащими царапинами.
— Мандралиска удрал, будь он проклят! Он прошел сквозь эти злосчастные пальмы, как будто их там и нет, и исчез. Я бы пустился за ним в погоню, если бы не эти деревья. Видите, они и так меня чуть на куски не разрезали.
В эти мгновения торжества Септах Мелайн не желал чувствовать никакого разочарования, даже по этому поводу. Он сердечно похлопал Навигорна по плечу.
— Ну, мне жаль, конечно. Но брось, не суди себя слишком строго, Навигорн. Этот человек — демон, а погоня за демоном — дело нелегкое. Но только он далеко один не уйдет. Пускай его сожрут крабы в джунглях! — Септах Мелайн показал на тела убитых, лежащие вокруг. — Смотри! Смотри же! Вот лежит прокуратор! А вон там Барджазид! Дело сделано, Навигорн. Нам здесь осталось только немного прибраться.
Престимион, находящийся в двух тысячах миль оттуда, ощутил, как ушло напряжение, будто лопнул некий гигантский трос. Он пошатнулся и попятился назад, у него внезапно закружилась голова.
Мгновенно Деккерет оказался рядом с ним и поддержал под руку.
— Милорд…
— Я не нуждаюсь в помощи, спасибо, — сказал Престимион, отстраняя Деккерета. Наверное, его голос прозвучал не слишком убедительно, так как Деккерет продолжал бдительно стоять рядом с ним.
Престимиону казалось, он понял, что произошло несколько минут назад в лагере прокуратора, но он не мог знать наверняка. И в любом случае его путешествие с помощью шлема и схватка с Венгенаром Барджазидом почти совсем лишили его сил. Он озяб, словно плавал в ледяной воде, голова у него кружилась. Он закрыл глаза и пару раз глубоко вздохнул, стараясь прийти в себя.
Потом взглянул на Хозяйку. И спросил ее глухим, слабым голосом:
— Значит, он и правда умер?
Она серьезно кивнула головой. Вид у нее был бледный и измученный. Она устала не меньше, чем он.
— Умер, в этом нет никаких сомнений. Это Септах Мелайн заколол его, не так ли? — И Мондиганд-Климд, к которому она обратилась с этим вопросом, кивнул обеими головами одновременно в знак согласия.
— Значит, второй гражданской войны не будет, — заметил Престимион, и первые теплые всплески радости начали пробиваться сквозь завесу усталости, окутавшую его. — Мы можем возблагодарить за это Высшее Божество. Но нам еще многое предстоит сделать прежде, чем эта планета станет самой собой.
Деккерет сказал:
— Милорд, теперь вам следует снять этот шлем. Находясь на голове, он отбирает у вас энергию. А после того, что вы совершили…
— Но я же только что сказал, что я еще не закончил.
Отойди, Деккерет! Отойди!
И Престимион снова поднес руку к рычагам управления шлемом, и не успел никто возразить, как он снова взлетел ввысь, во второй раз.
«Разумно ли это?» — спросил он себя.
Несомненно. Пока у него еще остались силы после путешествия в Стойензар, он обязан это сделать.
Он плыл в тишине, подобно огромной ночной птице, над великими городами Маджипура. Она вспыхивай ли огнями внизу во всем своем великолепии. Ни-мойя и Сти, Пидруид и Дюлорн, Кинтор и Толагай, Алаизор и Байлемуна.
И он ощущал в них тяжесть безумия Он чувствовал прежде всего страдания мириадов разбитых, надломленных душ, которым был нанесен такой урон в тот момент, когда он вырвал память о войне против Корсибара из коллективной памяти планеты. Его собственное сердце горестно стремилось вниз, когда он видел, гораздо более ясно, чем даже тогда, когда облетал планету с обручем Хозяйки на голове, какой вред нанес людям.
Но то, что он сделал давно, он надеялся исправить сейчас.
Шлем Барджазидов обладал неизмеримо большей силой, чем обруч Хозяйки. Там, где она могла лишь ободрять и утешать, обладатель шлема мог изменять.
И может быть, излечивать. Возможно ли это? Он это выяснит. Немедленно.
Он прикоснулся к одному страдающему рассудку своим сознанием. К двум, к трем, к тысяче, к десяти тысячам. Сводил воедино все рассыпанные обломки.
Сглаживал все шероховатости, Да! Да!
Это было ужасающее напряжение. Он чувствовал, как его собственная жизненная сила вытекает наружу, подобно реке, пока он исцелял тех, с кем вступал в контакт. Но у него получалось. В этом он был уверен. Он летел все дальше и дальше, совершал тайное и бесшумное, большое торжественное путешествие по планете, опускаясь то в Сиппульгаре, то в Сайсивондэйле, то в Траймоуне, то в родном Малдемаре, прикасался, исправлял, лечил.
Перед ним стояла колоссальная задача. Он знал, что невозможно выполнить ее до конца за одно это путешествие. Но был твердо намерен начать здесь и сейчас.
Именно в этот день вернуть из мрачного царства как можно больше несчастных, невольно приговоренных им к безумию.
Он парил над планетой в самых разных местах. Безумие было повсюду.
Он остановился здесь.
Здесь.
Здесь.
Снова и снова Престимион спускался, прикасался, исцелял. Он уже не имел представления, движется ли он с севера на юг или с востока на запад, пролетает ли он над Нарабалем, или над Велатисом, или над одним из городов самой Замковой горы. Он летел все дальше, не замечая того, как расходует свои духовные силы.
— Я — Престимион, лорд корональ, король, помазанник Высшего Божества, — повторял он им сто, тысячу раз, — и я обнимаю вас, я несу вам самую искреннюю любовь, в качестве дара возвращаю вам ваше собственное «я». Я — Престимион, я — Престимион, я — Престимион, лорд корональ…
Но что это? Контакт прерывается. Кажется, само небо раскалывается. Он падает — падает…
Стремительно падает в море. Вращается, летит головой вниз в темноту…
— Милорд, вы меня слышите?
То был голос Деккерета. Престимион открыл глаза, что оказалось нелегким делом: он был ошеломлен и не мог вымолвить ни слова. Он увидел широкоплечую, крепкую фигуру Деккерета, стоящего перед ним на коленях, а сам он лежал, распростершись во весь рост на полу. Деккерет держал в руках шлем Барджазидов.
— Что ты с ним делаешь? — спросил Престимион.
Деккерет покраснел и положил шлем рядом с собой, подальше от Престимиона.
— Простите, милорд. Мне пришлось забрать его у вас.
— Ты его у меня забрал?!
— Вы бы погибли, если бы еще немного времени побыли в нем. Мы видели, что вы уходите от нас, прямо у нас на глазах. Динитак сказал: «Снимите его с головы короналя», а я ему ответил, что прикасаться к короналю запрещено, что это святотатство, но он все равно настаивал: иначе Маджипуру через час понадобится новый корональ, сказал он. Поэтому я его снял. У меня не было выбора, милорд. Посадите меня в подземелье, если хотите. Но я не мог стоять и смотреть, как вы гибнете.
— А если бы я приказал тебе отдать мне его обратно, Деккерет?
— Я бы не отдал его вам, милорд, — хладнокровно ответил Деккерет, Престимион кивнул. Он выдавил из себя слабую улыбку и слегка приподнялся.
— Ты хороший человек, Деккерет, и очень храбрый.
Если бы не ты, мы бы сегодня ничего не добились. Ты и этот мальчик, Динитак…
— Вы не обиделись, милорд, что я отобрал у вас шлем?
— Это был смелый поступок. Можно даже сказать, сверхсмелый. Нет, нет, Деккерет, я не обиделся. Ты поступил правильно, наверное. Помоги мне встать, пожалуйста.
Деккерет поднял его, словно он ничего не весил, поставил на ноги и немного подождал, будто опасался, что он упадет. Престимион обвел взглядом комнату, посмотрел на мать, на Динитака, на Мондиганд-Климда. Лица су-сухириса, как всегда, оставались непроницаемыми — отстраненная фигура, не проявляющая никаких эмоций. На лицах двух других видны были следы усталости после сражения, но теперь они приходили в себя. Как и он сам.